— Ты знаешь, кто я?
— Это усадьба Раудульфа, сына Хакона, — ответил траль.
— Хорошо, — кивнул хедвинг, поглаживая бороду. — Передай своему хозяину, что Раудульф хочет видеть его. Пусть приготовит для продажи несколько коров и свиней. Мне известно, что в нынешнем году у Лейва был хороший приплод.
Линг склонил голову в знак согласия.
— Я все передам своему хозяину.
И снова этот взгляд, напоминающий что-то очень и очень далекое, может быть, несуществующее...
Ущербная луна повисла над фьордом, бросая на скалы неясный, ускользающий свет. Мальчишка-русс, встав за оградой дома ярла Стейнара, смотрел на луну, иногда исчезающую за пустынные скалы, причудливой формой похожие на молчаливых великанов, хранящих свои тайны вот уже тысячи лет в этом малолюдном, почти безжизненном крае, где по ночам человеческая речь кажется отголоском других миров...
С того дня, как ярл узнал о покушении на жизнь мальчика, того поселили в другой части большого дома. Теперь он спал рядом с Хафтуром.
Поначалу ярл хотел пытать Айво, но Хафтур убедил его в тщетности этой затеи.
— Он просто умрет, — сказал он своему ярлу, — а мы так ничего и не узнаем.
Стейнар согласился с ним в большой задумчивости. И действительно, зачем молодому финну убивать мальчишку, который не сделал ему ничего плохого? Но кто же хотел смерти русса? Поразмыслив, ярл пришел к мнению, что все не так просто. Сама судьба найденыша — это повод для серьезных размышлений. Он вспомнил, как Инегельд просил убить маленького, одинокого пленника с «Эйктюрмира». Его жизнь — это постоянное напоминание... Но ярл не торопился. Кто знает, может быть, они все живы, в том числе и Инегельд, только потому, что не стали убивать мальчишку? К тому же ярл успел изучить характер своенравного и упрямого дана. Убить при малейшем намеке на обиду, не задумываясь, он мог бы. Но убивать тайком? Вряд ли. Слишком мелко для него...
— Руотси? Воробышек, ты здесь? — Мальчик оглянулся, увидев при свете луны угловатую, долговязую фигуру Айво. — Хафтур ищет тебя. Пора спать...
Мальчик кивнул, показывая, что понимает.
— Смотри! — Айво протянул руку. На ладони лежала фигурка, выточенная из моржовой кости. Маленькое подобие человечка. Совсем как те, что начертаны на камнях совсем недалеко отсюда.
Мальчик, взяв фигурку, с любопытством разглядывал ее.
С тех пор как молодой финн чудом избежал мучительной смерти, он испытывал к найденышу нечто, похожее на привязанность. Именно так он относился к своим братьям. Если бы не его вмешательство тогда...
— Нравится? — спросил Айво. — Можешь взять себе, понимаешь? Себе...
Найденыш кивнул, пряча фигурку за пазуху. В свободное от работы время Айво постоянно вытачивал различные фигурки животных и людей.
Мальчишка уже узнавал тех, кого местные люди называли своими богами. Одноглазый Один, живущий в доме с сотней дверей... Тор, чьи изображения, вырезанные из кости или в камне, напоминали лица викингов, Инегельда, Рулафа Беззубого и других. Но самым страшным ему показался Йормунганд, огромный змей, живущий где-то в океане... его ужасная голова, вырезанная на дереве неподалеку от длинного дома ярла, долго мучила найденыша, не давая покоя. Иногда Хафтур, напившись эля, то ли в шутку, то ли всерьез, говорил о том, как на его глазах этот змей утащил в морскую пучину его товарищей... во время одного из походов. Мальчишка уже понимал эту речь, но по-прежнему не говорил ни слова. Все окружающие настолько привыкли к его немоте, что перестали обращать внимание на его присутствие во время разговоров.
Лучше, чем остальных, мальчик понимал Хафтура. Да это и неудивительно. Старый викинг говорил с ним на странной смеси норвежского и языка руссов. Это напоминало мальчишке о доме. Почему он здесь, так далеко от родного очага? Казалось, временами кто-то сжимал ему голову, как обручем бочки, и он не мог вспомнить очень многое из того, что знал когда-то. Хафтур, как человек, побывавший в плену, имел навыки разговора с иноземцами. Это было общение, при помощи слов, жестов, мимики... Хафтур, как никто другой из окружения Стейнара, умел распознать, что именно хочет сказать мальчишка-русс, когда тот лишь беспомощно мотал головой и шевелил пальцами. Странно, но Хафтур настолько привязался к нему, что, когда они оставались наедине, начинал рассказывать о том, что случалось с ним в прошлом. Очень много Хафтур говорил о большом городе, который он называл Миклагард — Великий город. «Царьград...» — так хотелось сказать мальчишке, но он молчал, продолжая внимательно слушать.
Ромеи... Обрывки чужих воспоминаний, как осенние листья, срывались, что-то оживляли в памяти... Мальчишка слушал викинга, что-то понимая, о чем-то догадываясь, а еще что-то — рисуя в своем воображении. Миклагард — город волшебства, где стены домов из камня, а людей — как песчинок на берегу. Это была земля, где признавали только одного бога.
Хафтур не обладал достаточными знаниями, чтобы объяснить мальчику, что и как. Один из тралей ярла, Карн, как-то тайком, оглядевшись по сторонам, назвал имя бога, звучавшее странно для этих мест — Иисус Христос. Карн когда-то жил в Миклагарде. Но почему он так боялся называть имя своего бога?
Мальчишка потихоньку начал догадываться о причинах. Местные жители приносили жертвы своим богам: коров, свиней, коз. Один раз мальчик присутствовал на церемонии жертвоприношения.
И его тогда поразил взгляд высокого седобородого жреца, которого все называли Ингульфом. С его рук стекала кровь только убитого животного, он озирался вокруг, будто никого не видя из окружавших его людей, и вдруг его неестественно пронзительные глаза заметили мальчишку, невольно сжавшегося под этим взглядом...