Сакс не видел большой разницы между Свентовитом и каким-нибудь Ньердом, разве что облик у них был разный. Но у каждого племени свои представления о духах. У тех же ирландцев боги то чужеземцы, когда-то покорившие Ирландию, то какие-то фирболги, полубоги-полулюди, способные умереть, но также способные жить очень долго.
А что касалось тех, с кем его сейчас связала судьба, то... Они удивляли его, эти норманны, беспощадные, жестокие в боях, смелые воины, готовые биться до последнего вздоха, — они вдруг становились нерешительными и сомневающимися, лишь только дело касалось чего-то сверхъестественного. Конечно, они старались не подавать вида, но легче от этого не становилось никому из них. Рагнар — слепец, очарованный наваждением женского тела, он погубит всех и себя самого, а Ягмира, эта надменная красавица, лишь посмеется над ним. Дитфен подошел к Хафтуру и тихо сказал, убедившись, что их никто не слышит:
— Лучше всего вам остаться в маленькой комнате, чтобы вас не застали врасплох.
— Благодарю за совет, сакс, — улыбнулся Хафтур. — Может, я больше не увижу тебя, но ты не теряешь разума. В этой башне не водятся призраки.
Дитфен кивнул и отошел.
Едва только Хафтура и Олафа закрыли в башне и норманны уселись вокруг костра, один из новоприбывших, Аскольд из Бирки вдруг заявил своим товарищам:
— Клянусь моим щитом, что дал мне отец, я видел этого князя в Готланде. Он был там, но одетый как простой купец!
— Купец? — вскрикнул Дитфен и чуть не прикусил себе язык. — Купец, купец...
Все смотрели на него, как на помешанного.
— Аскольд говорит правду, — начал объясняться сакс. — Когда я увидел князя, то подумал, что уже встречал его, но где? Теперь вспомнил: он был среди разбойников Готшалка...
— Готшалка? — оживились викинги, которым было известно это имя. — Правду говоришь, сакс?
— Клянусь Зернебоком! — Дитфен и сам все еще не мог осмыслить эту новость, неприятно удивившую его.
— Как мог князь оказаться среди людей Готшалка? — недоумевал Рогнвальд, разрывая руками большой кусок жареной свинины, что дал им на ужин князь.
— Я сам этого не могу понять, — отвечал Дитфен, не обращая внимания на то, что все мясо расхватали новые друзья, не оставив ему и кусочка.
— Возьми, Дитфен, — Рагнар отрезал ножом мясо от своей доли. — Так ты видел князя?
— Он стоял чуть дальше, чем стоит от меня Аскольд. — Дитфен быстро жевал, похожий на изголодавшегося пса. — И вот что я еще скажу, — он помедлил, сознавая, что ему могут не поверить. — Может, он сам и есть Готшалк?..
Взяв зажженный факел из рук Гуннара, Олаф уловил во взгляде викинга что-то, похожее на сожаление.
Он смотрел на юношу так, как смотрят на тех, кого отметила смерть. И ее дыхание Олаф ощутил сразу же, как только за ними закрылась дверь. Эта башня — как могильный склеп. Живыми они отсюда уже не выйдут, и завтра на рассвете товарищи по оружию вынесут наружу их мертвые тела. Где же будет его душа? Олаф верил в Асгард и... не верил. Но загадочная богиня Нертус, чей амулет он носил с собой, один раз уже спасла ему жизнь. Разве нет? Мучимый сомнениями, Олаф припомнил слова старого скальда, которого слушал прошлой зимой:
Тени древних пророчеств встают из пропасти,
Что разверзлась за нами...
Она наступает, как море в прилив, идет Неумолимо и Ничто не остановит ее...
Источних Мимира — тайная власть мирозданья.
Даже богам не под силу судьбы свои изменить.
Олаф поднимался по ступенькам вслед за Хафтуром, и холодное безмолвие ужаса как будто наблюдало за ними из каждой стены.
— Куда мы идем, Хафтур?
— Наверх. Я хочу кое-что тебе рассказать.
Они поднялись на самый верх башни, и там, на площадке, Хафтур отпил из фляжки, повернувшись к Олафу.
— Возьми, выпей. Это хороший эль, хоть вкус у него отличается от тех, что делают у нас.
За спиной Хафтура клочок звездного неба. Разрушенная стена здесь — единственное место, откуда можно было беспрепятственно проникнуть в башню, минуя дверь. Но для этого нужно иметь крылья.
— О чем ты хотел мне рассказать? — Олаф достал меч, оглянувшись назад. Ширина проема винтовой лестницы была такова, что одновременно в один ряд могли идти только два человека. И то прижимаясь плечом к плечу.
Если занять оборону здесь, вдвоем с Хафтуром они смогут отразить нападение даже десятка хорошо вооруженных бойцов. Но силы их, конечно, не беспредельны. По крайней мере жизни свои они отдадут недешево.
Все это было странно. Очень странно. Рагнар похож на безумца, если позволяет гибнуть так нелепо своим людям. Но изменить клятве верности своему ярлу — это еще хуже смерти. И Олаф знал, что никто не сможет заставить его отказаться от своей клятвы. Никто и никогда!
— Ты помнишь, Олаф, то время, когда был маленьким? — начал между тем Хафтур.
— Кое-что помню. — Юноша отпил из фляжки. Эль на вкус казался горьковатым, терпким, от такого сразу закружится голова. Олаф по молодости еще не был привычен к питью хмельных напитков. Он передал фляжку Хафтуру.
— Корабль, корабль, море, — подсказал ему старый викинг. — Помнишь?
— Когда-то ты уже спрашивал меня об этом, — напомнил ему Олаф. — Но я мало что помню...
Память подбрасывала из своего глубокого колодца какие- то бессвязные видения... это всегда напоминало кошмар... где сон, где явь? Что подлинно, а что — мнимо? Он никогда не мог отделить одно от другого, если вспоминал об этом.