Драккары Одина - Страница 68

— Ты, Олаф, наверное, и вправду, больверк — человек Одина, раз сумел выбраться из моря и сурового Галоголанда? — усмехнулась она, загадочно отводя глаза в сторону.

— Если бы не Хафтур. я давно бы уже обитал в царстве Хель, — ответил Олаф. Почему-то чувствуя, что женщина ждет от него других слов, какого-то признания, чего-то такого, о чем он не имел понятия.

— Ну да, Хафтур, — согласилась Гейда, но мыслями она уже была далеко. — Опять Хафтур...

Ее старший сын Рагнар, его вечный соперник и тайный недруг детства, к удивлению смотрел на Олафа глазами, в которых можно было разглядеть и плохо скрываемое уважение, и даже зависть: рассказы Хафтура произвели на него впечатление. Рагнар всегда уважал силу и удачливость в делах. А Олаф доказал, что удачлив. Это признали и викинги, а они-то уж знали толк в таких вопросах.

Младший же сын ярла — Бриан и вовсе был готов не отходить от Олафа. И только присутствие Рагнара мешало их общению. Но более всего Олафа удивляло поведение Ингрид.

Едва только увидев его, девушка побледнела, как снег, а потом очень долго не показывалась на глаза.

Этого никто не мог увидеть и понять, кроме самого Олафа. А он чувствовал — с Ингрид что-то происходит. И он, именно он имеет к этому прямое отношение. А в остальном все было как прежде.

Их блуждание по пустынному Галоголанду все дальше отходило в прошлое. Старуха Боргни, убивающая путников по ночам в своей лачуге, ее внучка Хельга, непредсказуемая, диковатая и странная. Она спасла их, но почему?.. Ужасная маска Свена Паленого, жестокого ярла, который что-то задумал, но что именно?.. Иногда казалось, что он знал с самого начала, кто убивает жителей Хорнхофа под личиной вервольфа. Но Хафтур на этот счет хранил молчание, как рыба, и только говорил иногда вскользь, что им повезло. Чего же хотел от него Эйнар?.. Теперь племянник ярла остался без руки, но этот знак будет понятен лишь тем, кто знал обо всем, что произошло в Хорнхофе.

Все же он удивлял Олафа. Этот загадочный, насмешливый викинг, который охотился за его амулетом? Мог ли человек в самом деле превращаться в волка? Олаф не мог бы оказать наверняка — верит ли в это? Злое очарование черного колдовства не отпускало его. Он чувствовал свою причастность к неким странным и непонятным вещам, объяснить которые он не мог. Но он знал того, кто наверняка даст ответ на этот вопрос. Старик Эгиль...

Олаф не знал почему, но его тянуло к старику. Эгиль был человеком, знакомым с магией и колдовством. Но в отличие от Боргни он не делал людям зла. Все его знание, умение проникнуть в прошлое, угадать будущее, казалось, взято из того же источника в подземном мире Йотунхейм, которое охранял древний и таинственный великан Мимир. Тот самый, что разрешил Одину напиться из Фонтана Знаний при условии, что отдаст ему свой глаз...

Земля на востоке, которая раньше была морем. Как могло такое быть? Размышляя об этом, Олаф и сам не заметил, как ноги принесли его к дому старика Эгиля, И когда перед глазами оказалась старая лачуга, юноша вдруг заколебался. Войти или нет? Эгиль внушал не только уважение, но и страх.

— Смелее, Олаф, смелее... внезапно услышал он за своей спиной.

Мгновенно обернувшись, увидел усмехающегося Эгиля. Старик выглядел так же, как и раньше. Время было не властно над ним. А может, он знал какой-то секрет?

А может... Олаф не решался признаться в этом даже самому себе. Вдруг Эгиль — воплощение Одина? Хотя у Эгиля — два глаза, но разве не мог мудрый ас обернуться в кого угодно?

— Вижу, ты вернулся домой невредимым? — Эгиль прищурился, разглядывая юношу.

— Я не умер от голода и жажды, — напомнил ему Олаф.

— Да, да, — кивнул старик, все также загадочно усмехаясь. — Но ты хочешь знать, что такое умереть между собакой и крысой?

— Верно, — подтвердил Олаф, не удивляясь проницательности старика. Он должен был многое знать!

— А это означает лишь время.

— Время? — удивился Олаф такому объяснению. Как это может быть? Собака и крыса? Какая у них связь со временем?

— Ты ведь знаешь, Олаф, — сказал Эгиль поглаживая бороду, — что там, на юге, живут другие народы которые поклоняются лишь одному Богу, Белому Христу? Там, в землях бриттов, англов, ирландцев время полуночи называется часом Крысы. А час Собаки — это время после заката, предшествующее часу Крысы. Вот так!

— Теперь я понял, — пробормотал как бы самому себе Олаф. — Мне нужно бояться этого времени...

— Тебе не нужно ничего бояться, — со значением проговорил Эгиль. — Мужчине не пристало бояться чего-либо кроме божеских знамений. В них — знаки нашей судьбы. Но угадать их дано далеко не каждому.

— А скажи, Эгиль, — Олаф замолчал на несколько мгновений, готовясь спросить о самом сокровенном, о том, что носил глубоко в душе, не смея открыться никому. — Тебе известно что-нибудь о моем отце? И о моей матери? До меня доходят слухи, что ярл Стейнар — мой настоящий отец. Но он не желает открыть это, чтобы не поссориться с женой?

Эгиль ответил не сразу. Он стоял в задумчивости, белые снежинки падали на седую голову, тонули в копне волос, сливаясь с ее белизной.

— Ярл Стейнар — не твой отец, — наконец вымолвил старик. — А твой настоящий отец — друг его молодости, но он даже не подозревает об этом. Отец твой, Олаф, был обвинен в убийстве, которого не совершал. И оказался вне закона.

— Подался он через Балтику в землю, которую называют Кюльфингаланд, а оттуда в Гардарику, к тамошним конунгам. Следы его ищи у реки, которую ромеи называют Борисфеном, а сами руссы зовут Днепром...