— Я... — Олаф не знал, что ответить, понимая, что медлить с ответом нельзя.
— Эта история не для посторонних ушей, ярл Свен, — пришел на помощь своему воспитаннику Хафтур.
— Вот как? — тонкая усмешка шевельнулась в уродливой маске. Казалось, это один из цвергов говорит с ними. — Тогда я послушаю ее на ночь, Хафтур, после того как мы выпьем с тобой хорошего эля в память о прошлых временах. Эй, кто там? — он повернулся к своим приближенным. — Накрывайте на стол, наши гости проголодались после долгого пути...
— Так ты говоришь, ее звали Боргни? — Свен Паленый склонил набок голову, медленно моргая отяжелевшими от выпитого эля веками. — Слышал я про одну Боргни
Они сидела за длинным столом в доме ярла, уставленным чашами с мясом, пивом, и другой снедью. Рядом сидели доверенные люди Свена Паленого, ярла Хорнхофа. Один из них, тот самый воин с драконом на щите, оказался его племянником Эйнаром.
Ярл давно овдовел, и у него осталась дочь, а его первенец погиб несколько зим назад в схватке с соседями, покушавшимися на лен ярла. Его дочери исполнилось двадцать зим, и она была невестой на выданье. За нее сватались сыновья многих знатных ярлов и херсиров из окрестных земель, но пока она ни на ком не остановила свой выбор. Был, правда, один викинг, который нравился ей, но он погиб загадочной смертью несколько месяцев назад. С того дня дочь Свена Паленого вообще не смотрела на мужчин, но отец говорил своим друзьям, что это рано или поздно пройдет.
— Когда я был мальчишкой, — продолжал свой рассказ ярл Свен, — отец поведал мне о какой-то Боргни, которая убила своего мужа и хотела убежать. Ее схватили и посадили под замок. Когда утром за ней пришли, то никого не обнаружили. Опросили тех, кто охранял ее, но те клялись, что всю ночь ни сомкнули глаз. Засов на двери казался не тронутым. А как она могла убежать, если в темнице было только крохотное отверстие, через которое могла вылезти разве что крыса или вылететь маленькая птица?
— Птица? — нахмурился Хафтур, и тень старого воспоминания легла на его морщинистое лицо.
— Да, птица, — усмехнулся Свен, глядя на стену, на которой было развешано оружие его дружинников: мечи, секиры, копья, щиты. — Отец сказал мне, что она была вельвой, черной вельвой, зналась со всякой нечистью и запросто могла превратиться в какую-нибудь зверушку.
— Она убила своего мужа? — спросил Хафтур, отпив из кружки эль. Он заметил, что его рассказ о лесной колдунье заинтересовал ярла, над чем-то задумавшегося.
— Да, это так, — кивнул Свен Паленый. — Но знаешь, что я тебе скажу, Хафтур? — Мой отец Сигурд говорил, что таково было проклятие этого рода, все женщины которого должны были убивать отцов своих детей вскоре после их рождения.
— Правда ли это? — изумился Хафтур, внезапно вспомнив то, что никак не мог вспомнить вот уже несколько дней.
Когда Боргни назвала имя своей матери, он мучился от неясных предчувствий. Если бы Хафтур вспомнил это раньше! Ведь ее мать, великую Рагну, подозревали в том, что она убила своего мужа, но доказать ничего не смогли. Потом она исчезла. О ней вспомнили лишь тогда, когда умер душитель саксов, конунг франков Карл Великий, провозглашенный императором Западной Римской империи.
— Это такая же правда, как и то, что мы еейчас сидим за этим столом, Хафтур, — проговорил слегка удивленный Свен. — А что тебя так взволновало?
Хафтур ответил не сразу, размышляя об услышанном.
— А знаешь ли ты, ярл, кто была мать Боргни?
— Какая-нибудь колдунья, я же тебе сказал, что они были прокляты.
— А ты слышал что-нибудь о Рагне, которая указала год, когда умрет Великий Карл, франкский конунг?
— Да, кое-что слышал, — кивнул Свен, с интересом глянув на старого викинга. — Ты хочешь сказать, что...
— Да, ярл, — проговорил Хафтур, вспомнив о мертвеце, которого держала в своей лачуге Боргни. — Это была ее мать.
— Все может быть в подлунном мире, одном из девяти миров, — задумчиво произнес Свен. — Но мне почему-то кажется, что ты о чем-то недоговариваешь. Или я неправ?
— Ты прав, ярл, — сказал Хафтур, оглядев участников пира, сидевших вокруг стола и болтавших меж собой, смеясь и шутя. Он как будто явственно увидел ту грань, неуловимую, что отделяет живых от мертвых, мгновение, делающее огромные расстояния ничтожно маленькими, Мидгард и Страну Теней — все близко и все бесконечно далеко... — Боргни хотела убить нас.
— Убить?! — щелки глаз на ужасной маске Свена еще больше сузились.
— Да, убить так же, как она убивала всех путников, находивших пристанище в ее лачуге.
— Как же ты узнал об этом? Ты убил ее?
— Нет, — покачал головой Хафтур, — Меня спас Олаф...
— Олаф? — удивился ярл. — Он ведь еще мальчишка!
— Именно потому, что мальчишка, на него обратила внимание внучка этой проклятой старухи. — И Хафтур рассказал все, что знал.
Ярл Свен не перебивал его, выслушав все до конца, произнес с мрачной решимостью:
— Она должна умереть! Мои люди отыщут ее на самом краю Нифльхейма!
А в это время Олаф, сидевший от них по правую сторону стола, затаив дыхание, слушал рассказ скальда, высокого сухопарого старика с длинной седой бородой.
Скальд повествовал о битве аса Тора с великаном Хрунгниром... Испуганные предстоящей битвой Хрунгнира с самым сильным богом Асгарда, великаны пустились на хитрость и вылепили из глины великана Меккуркальви. Но это не помогло. Тор убил Хрунгнира, а глиняного Меккуркальви разломал верный спутник бога-громовника — Тьялви. Однако Тор тоже пострадал: великан сумел попасть своим точилом ему в голову. Волшебница Гроа пыталась достать осколок из головы Тора, но позабыла все заклинания от радостной вести, которую поведал ей Тор. Он рассказал, что спас ее мужа, Аурвандиля Смелого и вынес из страны великанов в железной корзине. Но чуть не повезло Аурвандилю. Высунул он палец ноги из корзины, и в страшную стужу тот отмерз. Тор сломал этот палец и бросил на небо. Превратился палец в звезду, которую сейчас называют Палец Аурвандиля...