— Эгиль — не жрец, — возразил Олаф. — Он, как шаман.
В его представлении, навеянном рассказами Айво, шаманы жили отдельно от всех и умели колдовать, смеясь над заботами людей. Они могли сделать так, что человек заболевал неизвестной болезнью, и никто не знал, как его лечить. Тогда шли к шаману и тот, получив богатые дары, спасал больного от смертельной болезни, которую сам же на него и наслал.
— Может, ты и прав, — согласился Хафтур. — Я знаю точно, что он - большой колдун. Но он уже старый и никому не желает зла...
— Сколько ему зим?
— Много. Больше восьмидесяти. Когда я пришел сюда, он уже был таким. Ничуть не изменился.
— А ты веришь тому, что он может предсказывать будущее?
— Верю ли я?.. — Хафтур задумался. — Когда-то, может, сорок зим назад, в нашем селении жила старая вельва, колдунья, она предсказала, что мой отец пройдет сквозь огонь и жив останется, а умрет от птицы...
— От птицы? — недоверчиво переспросил Олаф.
— Когда мой отец вместе с Хаконом Нетерпеливым делал набег в Нортумбрию, англы сумели поджечь драккар, на котором он был, — продолжал викинг, не обращая внимания на вопрос юноши. — Это случилось ночью. Драккары были на отмели, а почти всех дозорных англы убили еще до того, как поднялась тревога. С тех пор у отца левая рука и плечо были затянуты ужасным шрамом... Так вот, когда моя мать умерла, он взял себе молодую жену с острова Готланд. Я знал, что она не любит его, но он ничего не хотел слушать. И вот как-то раз, меня тогда не было в селении, соседи нашли его мертвым в доме, а кроме него, никого больше не было, только неизвестно откуда взявшаяся чайка сидела возле его тела. Когда люди вошли, чайка закричала и вылетела вон через открытую дверь. А жены его молодой никто с тех пор не видел...
— Она, что же, обратилась в чайку?
— Кто его знает? — пожал плечами Хафтур. — А только, выходит, вельва правду сказала.
В ту ночь Олаф спал урывками, проваливаясь в путаницу кошмаров... Ему снилось, что Айво позвал его с собой на охоту. Они вошли в лес, и вдруг вокруг них начали собираться большие олени. Смотрит Олаф: это не олени, а полулюди, у которых голова и грудь человека, а туловище оленя... Олаф хотел назад уйти, но Айво схватил его за руку и говорит, мол, там Лоухи , надо бежать в лес. Айво бежал рядом с Олафом, но потом пропал, как будто сквозь землю провалился... Олаф вышел на опушку леса, глядит, у речки сидит старуха и прядет пряжу, но странно как-то. Станка у нее нет, пряжа сама выходит из рук... Олаф подошел и спрашивает: «Что ты делаешь, бабушка?» — «Не видишь, разве? — отвечает старуха. — Пряжу пряду, на саван тебе...» — «А ты знаешь, бабушка, когда я умру?» — «От чего же не знать? — усмехается старуха. — Умрешь ты между собакой и крысой в той земле, откуда родом был черный вождь-конь. А земля та была когда-то морем...»
Через несколько дней после этого, когда все сильнее ощущалось дыхание приближающейся осени, Хафтур задумал рыбу ловить, а с собой по привычке, решил взять Олафа Руса. Они уже не первый раз отправлялись на лодке в море. Хафтур, постарев, уже не думал о том, чтобы вновь, как и прежде, податься в викинги.
Время его прошло, и он смирился с этим, хотя нет-нет, да и вспоминал о том, что умереть надо с мечом в руке... Отцу это не удалось, но его сгубила злая молодая жена, а Хафтур после смерти своей жены с женщинами больше дела не имел. Сказал своему воспитаннику, что скоро присоединится к нему на берегу, а тот пусть пока лодку готовит.
Так Олаф, захватив снасти, пошел к берегу первым. А по дороге повстречал старого Эгиля. Вспомнив про сон и недавний разговор с Хафтуром, Олаф с мальчишеской непосредственностью спросил старика:
— Верно ли говорят, Эгиль, что ты можешь видеть будущее?
— Говорят много, а правду ли? — усмехнулся тот, пристально вглядываясь в подростка. Заметно изменился Олаф с той поры, как появился здесь. Виделись они редко, но старик знал: всему свое время. — А что бы ты хотел узнать?
— Есть ли такая земля, которая раньше была морем, и где родился черный вождь-конь?
— Земля такая есть на востоке... — медленно проговорил старик, о чем-то размышляя. Может, удивило его, откуда мальчишка знает про это. — Но на востоке много есть земель. Когда-то предки ярла Стейнара и всех этих людей, — Эгиль показал рукой на дома, — пришли с востока в эту страну, прозванную Скандаландией. И был у них когда-то, в стародавние времена, первый город — Асгард, и стоял он в устье реки Тан...
— А разве не боги живут в Асгарде? — удивился Олаф.
— Верно, — старик погладил седую длинную бороду, в эти мгновения он почему-то напомнил юноше самого Одина. — Но с той поры много чего произошло... Асгард не всегда был городом богов.
— А можешь ты сказать, от чего умрет человек? — спросил мучимый сомнениями Олаф.
— Смерть одного видна на лице. А другому — удел иной. Только Норны знают про то...— старик помолчал, угадав раздумья Олафа. — Ты не умрешь от воды и голода.
— Так ли? — вздрогнул подросток, пораженный тем, что Эгиль разгадал его тайные мысли.
— Человек, взятый из царства Ромейского, захочет утопить дерево, а дерево ведь не тонет? — Эгиль загадочно улыбнулся, но Олаф смотрел на него, как на помешанного. Трудно было понять его язык, хотя бывший найденыш сейчас неплохо овладел норвежским.
Пока он размышлял над словами старика, тот ушел своей дорогой. На берегу Олаф бросил снасти в лодку, поглядывая на небо. Солнце выходило из-за скал, легкие облачка бежали в сторону заката. Олаф испытывал знакомое возбуждение, как всегда перед выходом в море. Копаясь в лодке, он услышал шпаги за спиной. Хафтур?