Драккары Одина - Страница 124


К оглавлению

124

— Ты не знаешь всего, мать, — начал оправдываться Раг­нар, но знаком показал, чтобы Инегельда не отпускали. — Его обвиняют в убийстве ярла!

— Кто обвиняет?

— Я! — Олаф сделал шаг вперед.

Она посмотрела на него, точно не узнавая. Да может, и поверить не могла, что он еще жив!

— Кто этот самозванец?

— Я не самозванец! — резко ответил Олаф, подняв под­бородок. — Я — Олаф, сын Айнстейна, внук Серли, покори­теля фризов!

Эти слова прозвучали как гром среди ясного неба. Олаф, которого давно считали мертвым, появился из неизвестности, да еще обретя настоящего отца. Хотя большинство присутствую­щих были слишком молоды, чтобы быть лично знакомыми с Айнстейном, но его имя, как и имя Серли, было хорошо из­вестно среди викингов.

Серли прославился тем, что чуть не убил в скоротечной схватке Харальда Скъелдунга, обосновавшегося во Фрисландии и принявшего христианство в Ингельхейме. Серли много воевал с фризами и франками, и сам Людовик Благочестивый жаждал его смерти. Что же касается его сына, Айнстейна, то это был великий воин, не раз бившийся бок о бок с будущим ярлом Стейнаром. Гейда знавала его в дни своей молодости. Позже Айнстейна обвинили в убийстве, и он скрылся в Уппланде, а затем прошел слух, что он уехал в Гардарику, прибежище многих викингов.

— Сын Айнстейна? — несмотря на всю свою выдержку, Гейда не смогла скрыть удивления. Но сразу же ее осенило. Вот кого напоминал ей Олаф! И сейчас он был похож на своего отца, как двойник. Тут не требовалось никаких доказательств.

Но Гейда не была бы Гейдой, если бы позволила себе расслабиться.

— Того Айнстейна, которого объявили вне закона за подлое убийство? — Она рассмеялась, и ее смех, раздавшийся в полной тишине, произвел на собравшихся мрачное впечатление.

— Его обвинили несправедливо! — вскричал задетый за живое Олаф. — Убийца...

— А какое нам дело до старых времен? — вмешался Рагнар, чувствуя, что мать перехватывает нить инициативы. — Все по­хоронено в прошлом.

— Какие доказательства привел этот человек?— Гейда смотрела на своего сына с непривычной холодностью, но он-то ведать не ведал того, что было известно ей!

— Я тоже хотел бы это знать, — подал голос Инегельд, постепенно выходя из оцепенения, охватившего его. Что мог знать этот проклятый сирота, которого надо было утопить вместе с кораблем еще в те времена!

— На одном из купеческих кнорров, стоящих во фьорде, есть человек. Он — гаут, — бесстрастно пояснил Олаф. — Он видел убийство и может опознать Инегельда.

— Такого человека нет! — рассмеялся Инегельд, но неко­торые из викингов с подозрением посмотрели на него.

В тоне его голоса можно было уловить тревогу, обычно не свойственную. Инегельд был человеком без эмоций и, казалось, не знал страха.

— Ты ошибся, Инегельд. — Олаф ощупал свою бородку, как бы задумавшись. — Ты думал, что убил его, но он остался жив.

— Ты лжешь, недоносок! — вскричал Инегельд, пытаясь освободиться от кожаных ремней, но тщетно. — Жаль, что я не убил тебя еще тогда, в море!

— Да, это ты умеешь, — усмехнулся Олаф, будто забавляясь тем положением, в которое неожиданно для себя попал сын Лютига. — Убивать ночью, исподтишка. Так же как ты убил Асбранда, брата Хреггвида. Но обвинили в этом убийстве моего отца.

— О чем ты говоришь? — бормотал Инегельд, опуская голову. — Кто? Кто мог рассказать тебе?.. — он говорил тихо, но тонкий слух Рагнара уловил эти слова.

«Выходит, Олаф говорит правду...» — подумал сын Стейнара.

— Как зовут человека с кнорра? — спросил он громко, вглядываясь в гостя, принесшего столько известий.

— Халлбьерн, — невозмутимо ответил Олаф. — Он родом из Вестеръетланда.

— Эй, Торвальд! — крикнул Рагнар. — И ты, Магнус. При­ведите сюда этого... свидетеля.

— Он ранен, — вмешался Олаф. — Вряд ли сможет идти.

— Тогда принесите его! — резко бросил Рагнар, усмехнув­шись. — Мне он нужен здесь и сейчас, хотя бы он был без рук и без ног.

— Ты просчитаешься, Рагнар, — сказал Инегельд, прово­див взглядом викингов, ушедших исполнять приказание сына ярла.

— Почему же?

— Сам посуди, — Инегельд пустил в ход все свое красноре­чие, которого у него было не так-то много, куда лучше у него получалось управляться с оружием. - Откуда-то появляется этот безродный, и ты сразу веришь ему на слово. А мне, старо­му боевому товарищу твоего отца...

— Довольно, Инегельд! — Рагнар поднял руку, показывая, что не намерен выслушивать дальше его доводы. — У тебя еще будет время высказаться, а пока... молчи!

Сказав это, он испытал что-то вроде тайного наслаждения. Он приказывает самому Инегельду, а тот не смеет ему возраз­ить, как раньше! Стоило дожить до этого мгновения.

Инегельду осталось лишь молча проглотить обиду, бро­сив на Рагнара взгляд, полный ненависти. Рагнар, заметив взгляд, понял, что Инегельд в любом случае не должен уйти живым.

А тем временем Олаф, после того как напряжение, повис­шее в воздухе с его появлением, несколько спало, окунулся в объятия друзей. Первым его обнял Айво, который за прошед­шие годы сильно изменился. Теперь в этом викинге нелегко было узнать долговязого траля, попавшего в рабство из лесов Балагардсиды. Так скандинавы называли юго-западное побе­режье земли финнов.

Затем настал черед мощного Рогнвальда.

— Как ты смог выбраться из той бойни, Олаф? — вос­кликнул он, сжимая нежданного гостя в своих железных руках. — Мы думали, дух князя забрал тебя с собой.

—  Их было двое, — отвечал Олаф.

—  Как двое?!

124