— Олаф, Олаф!.. — умирающий Хафтур схватил юношу за руку, перед его глазами маячил окровавленный лик луны. Вот как все должно было случиться! Он всегда верил, что перед смертью получит знак от высших сил.
—- Молчи, Хафтур, молчи! — прервал его Олаф. — Не трать силы. Я вытащу тебя отсюда.
— Твой отец... это Айнстейн, — вымолвил, задыхаясь Хафтур, у которого было пробито легкое.
— Айнстейн? — задрожал как от внезапного холода Олаф.
— Найди его, если сможешь, увидимся в... — судорога исказила лицо старого викинга. Он дернулся в последний раз и затих. Вне себя от горя Олаф прижался к его груди. Но крик кого-то из викингов вернул юношу к действительности.
— Олаф, Олаф!
Обернувшись, он увидел дружинника, занесшего над ним боевой топор. Мгновенный разворот тела, Олаф ушел от смертельного удара и, в свою очередь, молниеносным движением меча пронзил врагу незащищенное горло. Кровь хлынула из разорванной сонной артерии прямо на юношу. Но он не замечал ничего, ослепленный яростью от гибели Хафтура, он разил мечом направо и налево, и в этом деле чуть не превзошел самого Рогнвальда. Однако число дружинников как будто не уменьшалось. На смену погибшим и раненым приходили другие. Олаф бился в кольце врагов, оставшись вдвоем с Гуннаром, встав спина к спине.
Остальные викинги, разделенные венедами, оказывали сопротивление, но силы были слишком неравны. Олаф еще видел в темноте мощную фигуру Рогнвальда, который защищал Рагнара. Его шлем с крыльями как будто парил над схваткой. Но вскоре Олаф уже не видел ничего, кроме багрового тумана, застлавшего ему глаза. Крики сражающихся, стоны умирающих, возгласы победителей — все сливалось в один многоголосый хор, и этот хор звучал словно в царстве Хель.
Дальше провал, пустота...
Олаф очнулся от того, что кто-то грыз ему руку. Он открыл глаза и в полутьме различил морду огромной крысы, находившейся почти рядом с его лицом. Олаф с отвращением дернул рукой, отбрасывая мерзкую тварь в сторону. Послышался писк, шуршание, и все смолкло. Между тем Олаф никак не мог сообразить, где сейчас находится. Ему живо представились подробности ночного боя, ожесточенная рубка и... смерть Хафтура.
Олаф застонал, откинувшись на спину. Хафтур, Хафтур, неужели он потерял его навсегда? По лицу растеклось что-то липкое... Кровь? Своя? Чужая? Он пошевелил еще раз руками. Как будто все цело. Но тело ноет так, словно его достали со дна пропасти. Он приподнялся, оглядываясь вокруг себя. Где же он? Может, это и есть царство Хель? Мокрая Морось?
В детстве он представлял себе его иначе. Мрачные холодные пустоши, населенные призраками... Однако он не чувствовал себя бесплотным, как тень, напротив, остался живым человеком, как и прежде. Встав на ноги, Олаф сделал несколько шагов, различив впереди каменную стену. Постепенно глаза привыкали к царившему полумраку, и теперь он мог точно сказать, что находится в глухом сыром помещении, обложенном каменной кладкой — своего рода каменный мешок. И, конечно, его поместили сюда княжеские слуги. Зачем? Наверное, для того чтобы казнить лютой смертью.
Олаф застонал от бессилия. Лучше бы он остался мертвым на поле брани вместе с Хафтуром и другими викингами. А что теперь? Его ждет мучительное ожидание, которое хуже самой смерти. Те, кто погибли с мечом в руках, — счастливцы. А он? Что ждет его? И мозг, как острой иглой, пронзило воспоминание...
Хафтур перед смертью назвал имя его отца — Айнстейн. Сбылось пророчество Эгиля! Олаф узнал имя отца, когда сам не хотел жить. И что же дальше? Гнить в этом подземелье в соседстве с крысами?
Под ногами что-то лежало. Нагнувшись, юноша разглядел человеческий череп, а рядом — дальше — обглоданную грудную клетку. Немного придя в себя, он почувствовал нестерпимый запах. Здесь было просто невозможно дышать! Вероятно, он не сразу почуял отвратительный, тошнотворный запах только потому, что еще не отошел от горячки боя. Но сейчас его существо оживало. Он дышал, двигался и... хотел есть. Тот, чьи кости обглодали крысы, когда он умер? Верно, Олафа ждет та же участь. И все же, зачем было затаскивать его сюда? Эти люди... они хотели насладиться его мучениями, страхом. Если бы можно было просто умереть!..
— Эй, ты там? Живой? — наконец произнес человек на языке данов.
Но Олаф не удостоил его ответом. Продолжал молча лежать у стены.
— Слышишь меня? — более резко заговорил человек и что-то сказал тому, кто стоял за его спиной. Через мгновение в руке человека появился зажженный факел. Подземелье, как всполохом, озарилось, и теперь можно было разглядеть пленника у стены.
— Иди сюда! — махнул свободной рукой человек. — Иди же.
Олаф не пошевелился.
— Тебе не стоит упорствовать, сказал человек примирительным тоном. — Или хочешь умереть здесь с голода, норманн?
— Чего тебе надо? — выдавил из себя Олаф. Ему показалось, что он узнал говорившего. Это был советник князя, которого звали... Калеб.
— Мы хотим поговорить с тобой.
— Зачем?
— Узнаешь, если выйдешь.
— Я не хочу. Почему вы не убили меня? — в голосе Олафа сквозило презрение. — Хотите продать в рабство? — он сухо рассмеялся, почувствовав резкую боль в груди и боках. Никогда ему не быть рабом. Он умрет раньше, чем кто-то объявит его своей собственностью.
— У тебя был амулет. Помнишь?
Олаф вздрогнул, его прошибло холодным потом. Амулет! Где он?
— Ты забрал его? — Олаф вскочил на ноги, бросаясь к двери. Но ужасная боль в груди чуть не повергла его на пол. Он добрался до двери, уже чуть дыша. — Где амулет?